Я сниму с тебя шкуру, вычиню, и буду ее использовать на стуле, чтобы холодными зимними днями она мне грела попу.
Я тебя съем. Я тебя буду грызть медленно и со вкусом, и твой жир, смешанный с очищенным растительным маслом будет стекать по моим рукам и капать в тарелку. Я сожру твой запеченный в печи хвост, и, запивая все это свежим, холодным пивком в запотевшем стакане, буду смеяться над тобой, неудачником. Я тебя аннигилирую. Я на тебя нашлю злобный кариес.
Ибо, зачем ты, бобёр,
[сделал это?]
Сожрал и утащил в свою преисподнюю два ствола из трех алычи, за которыми я ухаживал, и они даже начали цвести?
Натоптал, как крокодил, наносил грязи и проложил новую дорогу прямо к речке?
Сгрыз три тонкие, нежные стебелька лещины, которую я так заботливо укрываю, поливаю, пропалываю?
Чтоб ты сдох добровольно, бобер! Я поймаю – будет хуже.
Journal information